Философский словарь: Фрейд (freud) Зигмунд

(1856-1939) - австр. психиатр, создатель психоанализа. В научном становлении Ф. важную роль сыграла строго материалистическая, не поощрявшая философских спекуляций и ориентирующаяся исключительно на опыт традиция школы Гельмгольца, с которой он столкнулся, работая в 1876-82 в Институте известного венского физиолога Эрнста фон Брюке, а также дарвинизм его второго учителя, Теодора Майнерта, возглавлявшего Лабораторию анатомии мозга. Под этим влиянием возникла и укрепилась характерная для Ф. антиметафизическая и антиидеалистическая направленность. В 1885 Ф., уже специалист в области невропатологии и приват-доцент, отправляется в Париж к знаменитому психиатру Ж.-М. Шарко, где в поле его внимания оказываются неврозы, и, в частности, истерия. Практикуемое Шарко гипнотическое воздействие на пациентов с целью образования и устранения симптомов произвело на Ф. большое впечатление. Однако в противовес Шарко, считавшего истерию болезнью, Ф. преодолевает границы чисто медицинского подхода и склоняется к психологическому объяснению истерии, что полагает начало новому, революционному подходу к проблеме психических расстройств. Вместе с венским врачом Й. Брейером Ф. работает над "случаем Анны О.", используя специально разработанный "катарсический" метод, нацеленный на вспоминание эмоционально нагруженных, но вытесненных событий жизни пациента. Вытеснение при этом предстает как главная причина психического нарушения, а "отработка" вытесненных аффектов понимается, соответственно, как единственный путь восстановления баланса. Болезненный симптом устраняет не гипноз сам по себе, а процедура, которую пациенты Брейера называли "talking cure" (лечение проговариванием) или "прочисткой дымовых труб". Слова, произносимые пациентом в состоянии гипноза или в последующей беседе, ведут к эмоциональной разгрузке, ибо в них воспоминание, лежащее в основании симптома, наконец, получает выражение и становится сознательным. Спустя многие годы, когда гипноз уже был заменен психоаналитической процедурой, Ф. высоко отзывался об этом методе, называя его непосредственным предшественником психоанализа и сердцевиной психоаналитической теории. При гипнотическом воздействии слова действительно имеют терапевтическое значение и вызывают "очищающий" эффект, однако только потому, что, найдя выражение в словах, воспоминание, стоящее за каждым истерическим симптомом и вытесненное из сознания, получает возможность вновь стать сознательным, и следствием происходящей при этом эмоциональной разгрузки является устранение симптома. И хотя с традиционалистски ориентированным Брейером его разводит убежденность в том, что причину истерии следует искать в сфере сексуального, они все же публикуют в 1895 совместный труд "ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТЕРИИ". Эту работу принято связывать с началом собственно психоанализа, ибо в ней были впервые сформулированы принципиальные для психоанализа положения: различение сознательного и бессознательного, наличие психических механизмов защиты и вытеснения, необходимость гипноза и суггестии для активизации "свободных" ассоциаций. Вместе с тем у Ф. в это время еще не было теоретической модели, могущей служить ориентиром в исследовании бессознательных психических процессов, которые, казалось, ускользали от любых попыток их теоретического объективирования. Такая конструктивная модель-метафора, не претендуя на статус абсолютной истины и систематизацию фактов, имеет, тем не менее, важное значение для аналитика в процессе предварительного истолкования материала. Роль катарсического метода представлялась Ф. ограниченной рамками терапии истерии, и ничто не указывало на то, что он может выступать основой познания психических процессов вообще. Материалом для теоретических разработок служил исключительно самоанализ, который Ф. проводил под влиянием своего друга Вильгельма Флисса. Пока Ф. продолжал настаивать на своей теории травмы, объяснявшей причину истерии сексуальным совращением, идея детской сексуальности, разумеется, у него появиться не могла. И только когда он вместе с Флиссом провел свой собственный анализ, стало возможным заменить гипотезу травмы совращения теорией Эдипова комплекса, выявившей фантазийный характер совращения. В концепции Эдипова комплекса отразилось влияние различных факторов: здесь и чтение определенных литературных текстов, и клинический опыт, и аналитическая реконструкция его собственного прошлого. Содержание Эдипова комплекса сводится к тому, что нам известно по литературному источнику - желание смерти сопернику своего пола и сексуальное влечение к персоне противоположного пола. Анализ сновидений, по словам самого Ф., открыл ему "царскую дорогу к бессознательному". Сновидение для Ф. не бессмыслица, не нагромождение случайных образов, а логичное и осмысленное сообщение, зашифрованный бессознательный смысл, причем эта зашифрованность имеет самостоятельное значение. Условием расшифровки является знание механизмов бессознательного, которые отвечают за "работу сновидения". К ним относятся механизмы смещения или сдвига, сгущения, наглядности и вторичной обработки. В результате взаимодействия механизмов сновидения и под давлением психической цензуры рождается собственно сновидение. Сущностно важно при этом, что преобразованию в сновидении подлежит лишь то, что выражает какое-либо бессознательное желание. Сновидение, таким образом, аналогично симптому. Эти теоретические выкладки Ф. нашли отражение в его работе "ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ" (1900). В допущении существования бессознательного смысла сам Ф. усматривает "принципиальное расширение знания о человеке" и основу новой науки - психоанализа. Представляя сновидение как своего рода образную загадку, которая может быть разгадана с помощью аналитического дешифрирования и свободных ассоциаций сновидца, Ф. формулирует общий закон сновидения - сновидение является замаскированным исполнением какой-то подавленной, вытесненной идеи. Психическая работа при формировании сновидения идет в виде двух различных процессов: как производство идеи сновидения и как превращение ее в явное содержание сновидения. Второй процесс представляет самое существенное в сновидении - работу сновидения. В противовес традиционным теориям Ф. усматривает в сновидении не что иное, как особую форму мышления, условием возможности которой является состояние сна. В "Толковании сновидений" литература и различные методы толкования текста выступают в качестве понимательной модели психических процессов, имеющих место в сновидении, и сновидение, таким образом, вновь оказывается парадигматичным для объяснения симптома. Поэтому неслучайно, что пересказываемое человеком сновидение часто сравнивают с текстом, который подлежит расшифровке. Содержание сновидения (явное сновидения) выступает как перевод идей или мыслей сновидения на другой язык, чьи "знаки и законы их соединения" могут быть познаны путем "сравнения оригинала и перевода". Сущностно важным для образования сновидения является то, что мысли могут включиться в преобразовательные процессы работы сновидения лишь тогда, когда они служат для передачи какого-либо бессознательного желания, появившегося в детстве и в настоящий момент подавленного. Теория сновидения заложила фундамент психоанализа. Все последующие исследования прямо или косвенно отсылают к идеям работы "психического аппарата", развитым Ф. в седьмой и восьмой главах "Толкования сновидений". Между тем становление психоанализа натолкнулось на серьезное противодействие со стороны научной общественности. Ф. приходится работать практически в изоляции, но он тем не менее продолжает прямо или косвенно развивать фундаментальные идеи "Толкования сновидений". В 1901 выходит "Психопатология обыденной жизни", где повседневные ошибочные действия (описки, оговорки, ослышки и т.д.) интерпретируются как проявления не полностью вытесненного в бессознательное психического материала. В 1905 Ф. публикует еще две основополагающие работы: "ТРИ НАБРОСКА К ТЕОРИИ СЕКСУАЛЬНОСТИ", где вновь подчеркивает роль сексуальности, принципа наслаждения для психофизического развития индивида, и "ОСТРОУМИЕ И ЕГО ОТНОШЕНИЕ К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ". Два момента: подчиненный законам бессознательного синтаксиса смысл, которым нагружена в остроте игра с речевым материалом, и акт вербальной коммуникации, обращенный на другого, объясняют то обстоятельство, что анализ остроты (в еще большей мере, чем толкование сновидений, которые социально не институционализированы) приложим к анализу произведений искусства. Акцент на характерном и для шутки, и для поэтического произведения доминировании означающего (который, в свою очередь, контролируется сознательным "Я") - вот что делает работу об остроумии более ценной для иссследования литературы, чем соответствующие труды Ф. по эстетике. Ф. интересуют в первую очередь вербальные техники остроумия. Анализируя их, он вновь обнаруживает работу сновидения. Вместе с тем, шутка не предполагает никаких компромиссов, как это свойственно сновидению или симптому. Шутка признает защитные механизмы Я по отношению к требованиям влечений в той самой мере, в какой она пытается их перехитрить. В отличие от сновидения, служащего преимущественно для уменьшения неудовольствия, функция шутки - вызывать удовольствие. К тому же периоду, что и "Остроумие и его отношение к бессознательному", относятся "ТРИ ОЧЕРКА ТЕОРИИ СЕКСУАЛЬНОСТИ", восприятие которых читающей публикой было весьма противоречивым. Ф. развивает здесь свою теорию либидо, опирающуюся на открытие детской сексуальности. Согласно этой теории, сексуальность нельзя редуцировать к генитальной функции; она является обозначением целого ряда возбуждений и действий, которые имеют место уже в детстве и которые не могут быть объяснены исключительно потребностями или инстинктами. Сексуальность взрослого конституируется на основе частичных влечений, проявляющих себя через источник (напр., оральные и анальные влечения) и через цель (разглядывание). Частичные влечения характеризуют господствующий на каждом отдельном этапе вид сексуальной деятельности, представляют элементы, интегрированные в совокупную сексуальную организацию взрослого, и репрезентируют перверсию, если сексуальность фиксируется на одной из ранних стадий развития влечений, или если она к этой стадии регрессирует. Трудности в развитии либидо, конфликты, которые открывает для себя влекомый сексуальным любопытством ребенок в игре антагонистических психических сил и в столкновении с внешней реальностью, наглядно представлены Ф. в ряде получивших большую известность историй болезни ("Случай Доры", "Маленький Ганс", "Человек-крыса", "Человек-волк"). Здесь он демонстрирует возможности познания психических феноменов: это и процессы симптомообразования при истерии и неврозе навязчивых состояний, и последствия переноса инфантильных образцов на аналитическое отношение, и роль фантазии в детских теориях сексуальности, в которых Ф. усматривал особый тип реальности - "психическую реальность". Публикация истории болезни "Человека-волка", задуманная как клинический и теоретический доклад, имела, однако, и еще одну цель: с ее помощью могли быть развенчаны те попытки переинтерпретации психоаналитической доктрины, которые предпринимались Юнгом и Адлером, игравшими - вплоть до полного разрыва с Ф. - значительную роль в "психоаналитическом движении". В период, совпавший с началом первой мировой войны, Ф. стремится к теоретическому завершению своей концепции метапсихологии, а возможно, даже к ее переосмыслению. Так, трудности понимания природы гомосексуальности и психозов приводят Ф. к теории Я, которая радикально изменила его прежнее допущение относительно фундаментального конфликта между "влечениями Я" и "сексуальными влечениями", - допущение, отводившее Я прежде всего функцию защиты. Понятия, тесно связанные друг с другом, подвергаются теперь отдельной проработке: нарциссизм, в котором в качестве объекта любви выступает само Я; идентификации, которые конституируют Я; и целый ряд дифференциаций, благодаря которым Я превращается в сложную систему, поскольку происходящее при этом расщепление Я на отдельные составляющие (особенно это касается инстанции совести) делает возможным их критическую оценку и отношение к ним как к объектам. Представление о Я как об инстанции и учет того обстоятельства, что защитные операции Я по отношению к влечениям в значительной мере бессознательны, привели Ф. в работе "ПО ТУ СТОРОНУ ПРИНЦИПА УДОВОЛЬСТВИЯ" (1920) ко второй теории психического аппарата. Если в его первой топической модели личности водораздел проходит между бессознательным, предсознательным и сознательным, то во второй модели (накладывающейся на первую, но ее не заменяющей) различаются три инстанции: Оно (ид), Я (эго) и Сверх-Я (суперэго). Предполагалось, что для более глубокого понимания "отношений зависимости" между различными системами этой конструкциии достаточно. Свою теорию о том, что психические процессы сводятся к захвату и распределению "энергии влечения", Ф. называет экономическим подходом, а рассмотрение психических феноменов как результата конфликта между силами влечения - динамическим. Эти три тесно связанные друг с другом аспекта - топический, экономический и динамический - образуют метапсихологию. С момента открытия Эдипова комплекса Ф. был убежден, что индивидуальная психология неотделима от психологии социальной. Конфликтному онтогенезу Я и Сверх-Я можно найти много филогенетических соответствий. Драма становящейся личности соотносима с общей судьбой человечества, возникновение невроза - с возникновением культуры. Целью четырех эссе "ТОТЕМА И ТАБУ" (1913) стала демонстрация универсального характера Эдипова комплекса. Аналогии между доисторическим человеком, дикарем и ребенком указывают на то, что оба тотемических запрета - запрет на убийство тотема и запрет сексуального взаимодействия с партнером, принадлежащим тому же тотему, - соответствуют Эдипову запрету. Чтобы реконструировать начала культуры и выявить тем самым основания человеческого общества, Ф. прибегает к использованию мифа. Однажды сыновья убили и съели праотца, в результате чего у них возникла идентификация с убитым. В акте "ретроспективного повиновения" они добровольно отказываются от ставших свободными женщин племени. Мучимые виной за содеянное, они устанавливают два фундаментальных табу тотемизма, два запрета на то, что фактически совпадает с двумя вытесненными желаниями Эдипа - убийство отца и овладение матерью. Основой всех форм социальной организации, всех нравственных и религиозных ограничений, возникших как следствие преступного деяния сыновей, то есть основой человеческой цивилизации как таковой, Ф. считал чувство вины. Прогресс культуры осуществляется только через усиление вины. Такая взаимосвязь - реальность, даже если сами по себе преступления разыгрываются лишь в фантазии. Отказ от влечений, проводимый культурой, создает инстанцию совести, которая, в свою очередь, требует дальнейших ограничений. То обстоятельство, что агрессивные влечения, от удовлетворения которых человек отказывается, перенимаются Сверх-Я (и тем самым его агрессивность по отношению к Я возрастает), а также парадоксы мазохизма и невроза навязчивых состояний привели Ф. к спекулятивной гипотезе о существовании влечения к смерти. Ведь только допущение некой фундаментальной категории влечений, противонаправленных влечениям жизни и нацеленных на полное снятие напряжения, то есть на возвращение живого существа к неорганическому состоянию, могло в последней фрейдовской теории влечений объяснить такие феномены, как ненависть, деструктивность, чувство вины. Ф. настаивает на том, что исследование невротических симптомов в контексте неудавшихся попыток разрешения конфликтов и возникновения компромиссных образований представляет собой модель, которая позволяет понимать культурные институты в качестве временных, "пробных" ответов на те же проблемы. В кн. "ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ МОИСЕЙ И МОНОТЕИСТИЧЕСКАЯ РЕЛИГИЯ", писать которую Ф. начал еще до эмиграции из Австрии, вызванной приходом к власти национал-социалистов, и опубликовал уже в изгнании в Лондоне, незадолго до своей смерти, он пытается применить к анализу религии свой "симптоматологический метод", порожденный наложением клинического, теоретического и культурэкзегетического материала на психоаналитический понятийный аппарат. У религий, как и у невротических симптомов, коллективный образ которых они представляют, есть свое истинностное содержание. Это не "материальная", но "историческая" истина должна быть освобождена от всех скрывающих ее искажений и иллюзий. Аналогичный анализу индивида процесс воспоминания, направленный на историю человеческого рода, показывает, что культурные образования суть блокированные формы коллективного самопонимания, в которых, сообразно симптомам, однажды вытесненное с разрушительной силой заявляет о себе вновь и вновь - до тех пор, пока остается непроанализированным. Карл Штокрейтер (Вена) Введение в психоанализ. Лекции. М., 1989; Девушка, которая не могла дышать // Знаменитые случаи из практики психоанализа. М., 1995; Женщина, которой казалось, что ее преследуют // Там же; Очерки по психологии сексуальности. Серия "Психологическая и психоаналитическая библиотека". 8 вып. (Репр. изд.) Минск, 1990; Психоанализ и теория сексуальности. М., 1998; Психоаналитические этюды. Минск, 1991; Психология бессознательного. М., 1989; Толкование сновидений. (Репр. изд., 1913 г.) Ереван, 1991; Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. М., 1997; Художник и фантазирование. М., 1995; "Я" и "Оно". Тбилиси, 1991; "Gesammelte Werke". L., 1940-1952. Fr./M., 1968. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. М., 1996; J.-B. Pontalis. Apres Freud. P., 1965; D. Anzielt. L&auto-analyse de Freud. et la decouverte de la psychoanalyse. P., 1988; 5. Kofman. L&enfance de l&art. Une Interpretation de l&esthethique freudienne. P., 1985; P. Ricoeur. De l&Interpretation. P., 1965; E. Jones. The Life and Work of Sigmund Freud. N.Y., 1953; P. Gay. Freud. A Life for Our Time, 1987; O. Mannoni. Freud par lui meme, 1968; J. Laplanche, J.-B. Pontalis. Das Vokabular der Psychoanalyse. P., 1967; P. Parin. Der Widerspruch im Subjekt. Ethnopsychoanalytische Studien. Fr./M., 1978. Философский словарь

Значение «Фрейд (freud) Зигмунд»: В следующем словареВо всех словарях

Слова близкие по значению